Виктор Сергеевич Попов во всех отношениях был очень красивым человеком. Все, кто видел Попова хотя бы раз, запоминали его. Внешность его была настолько яркой и своеобразной, и столь явно за ней угадывалась личность содержательная, очень талантливая, интересная, что, конечно, он обращал на себя внимание и мгновенно становился центром любого собрания людей. Он любил лидировать и умел это делать.

Впервые я увидел Виктора Сергеевича в стенах Музыкально-педагогического института имени Гнесиных, где начал преподавать после окончания Московской консерватории и аспирантуры. Думаю, это был 1969 год. Виктор Сергеевич в ту пору там тоже работал и был человек заметный — как в силу служебных обязанностей (декан трех факультетов: дирижерско-хорового, народного и теоретического), так и благодаря своей незаурядной внешности. Это был худощавый, стройный, подтянутый человек довольно высокого роста. Волевое лицо, нос с горбинкой, черные волосы... Впрочем, очень скоро его шевелюра поседела, и это сочетание молодого, бронзово-смуглого чеканного лица и ореола белых волос делало Попова абсолютно узнаваемым для всех.

Конечно, я знал об этом музыканте, но был в то время весьма далек от стихии хоровой музыки. По своему первоначальному образованию я пианист и в Консерваторию поступал после третьего курса Краснодарского музыкального училища на композиторское и фортепианное отделения. Меня интересовала, главным образом, музыка симфоническая, камерно-инструментальная, вокальная... К тому же, сегодня мы понимаем, что после революции русская хоровая музыка понесла огромные потери. Духовные произведения не допускались ни на радио, ни в программы концертов. Звучали, в основном, сочинения советских композиторов, и, конечно, далеко не всегда это был репертуар высокого художественного уровня. Это тоже одна из причин того, что в тот период хоровая музыка, хоровое исполнительство были на периферии моих музыкантских интересов.

Но имя Виктора Сергеевича было уже на слуху. А начиная с 1970 года, когда он организовал Большой детский хор Всесоюзного радио и телевидения и каждый день в «Пионерской зорьке» начинался с пения этого замечательного коллектива, Попова уже знала и любила вся страна.

Наше человеческое знакомство произошло при довольно-таки забавных обстоятельствах. Виктор Сергеевич отличался тем, что очень любил своих учеников, чрезвычайно за них переживал и всегда бился за их интересы. А у меня, молодого преподавателя, были группы студентов с дирижерско-хорового отделения, занимавшихся по полифонии (я вел в институте классы инструментовки, полифонии, анализа музыкальных форм, а позднее и композиции). В один прекрасный день ко мне в класс приходит Попов и довольно строгим и не очень-то любезным тоном начинает выяснять, каким образом кто-то из его студентов получил у меня плохую отметку. Ответить было просто. Я никогда не был жестким преподавателем, всегда ставил оценки, завышая баллы, иное не в моем характере. Но в той ситуации студент действительно не мог рассчитывать на большее: его работа была списана у однокурсницы с теми же ошибками. Я объяснил это Виктору Сергеевичу, моя оценка осталась в силе. Но и Виктор Сергеевич дал мне понять, что он болеет за интересы своих воспитанников и в обиду их не даст.

Вот так мы с ним впервые пообщались. Это случилось во второй половине 70-х годов. У меня возникло тогда смутное желание показать Виктору Сергеевичу что-нибудь из моей детской музыки — такого рода произведения у меня были, к примеру, хоровой цикл «Венок полевых цветов» на стихи Екатерины Серовой... Но подумать-то я об этом подумал, однако ни шагу не сделал к тому, чтобы что-либо предпринять. Более того, при всей нашей последующей дружбе, длившейся не одно десятилетие, я к нему никогда не обращался с предложениями и, тем более, с просьбами исполнить что-нибудь из моей музыки. И не только к Попову, но и вообще ни к кому. Это для меня трудно и неинтересно.

И хорошо, что я этого не сделал, так что наше сотрудничество началось с гораздо более значительного и крупного произведения, благодаря чему Виктор Сергеевич впоследствии видел во мне человека, от которого можно ожидать именно масштабной работы, связанной с идейной, национальной концепцией, пусть даже весьма сложной в реализации. Возможно, именно это ему и было интересно.

А тот мой «цветочный» цикл был издан, где-то звучал, но в исполнении Большого детского хора был записан много позднее, когда Виктор Сергеевич им уже не руководил. Это сделал его преемник — Анатолий Львович Кисляков, по собственной инициативе. Виктор Сергеевич с интересом прослушал работу, сделанную другим хормейстером. Помнится, мы тогда посмеялись — как давно я этого ждал и как мы за три десятка лет так и не нашли повода заняться этим произведением...

Наше последующее общение показало не только то, какой талантливый, великий это был музыкант. Сама жизнь его свидетельствует о некоем избранничестве. Удивительная судьба словно вела его именно к тому, чтобы он смог сделать все то, что он сделал, — гигантски многое и всегда созидательное, прекрасное.

Виктор Сергеевич — человек очень скромный, деликатный — не любил рассказывать о себе, избегал этого. Но какие-то отдельные замечания, реплики, произносимые вскользь, постепенно оформились в довольно определенную картину.

У него было тяжелейшее, еще довоенное детство.

Родился Виктор Сергеевич в Бежецке Тверской (Калининской) области 10 декабря 1934 года. В младенческом возрасте лишился отца: Сергей Петрович Попов ушел из жизни совсем молодым. Мать, Александра Михайловна, оставшаяся без всякой поддержки, часто и подолгу болела, так что с самых ранних лет все заботы о хлебе насущном легли на плечи сына. Еще ребенком он рано узнал, что такое страдание и тяготы жизни.
Когда началась война, жизнь стала еще трудней. Но ранняя самостоятельность закалила его характер, а судьба будто промыслительно оберегала его.

В эти военные годы в стране происходили и светлые, созидательные события, связанные с нашей культурой. Так, в 1942 году был организован Государственный академический хор русской песни, возглавленный А.В. Свешниковым, возникали другие замечательные музыкальные коллективы, открывались театры... Одновременно с этим создавались суворовские и нахимовские училища, в какой-то мере решавшие проблему сирот, бездомных и беспризорных детей, которых в стране было множество. В суровом 1944 году по инициативе и под руководством Александра Васильевича Свешникова (в те годы декана дирижерско-хорового факультета, а с 1948 года ректора Московской государственной консерватории) было организовано Московское хоровое училище. Создание Училища стало одним из подвигов жизни этого выдающегося музыканта и общественного деятеля. В Училище стали собирать музыкально одаренных и поющих мальчиков. На второй год существования этого учебного заведения Александра Михайловна Попова и привезла туда своего Витю. Об открытии в Москве Хорового училища услышала по радио бывшая преподавательница музыки Виктора в детском саду и, зная о его певческом таланте, она тут же сказала об этом матери и настояла на этой поездке. Шел 1945 год. Вите было десять лет. Его прослушали лично Александр Васильевич Свешников и Николай Иванович Демьянов, бывший синодал, выдающийся музыкант и замечательный педагог. Конечно, они сразу оценили одаренного мальчика, и Виктор был зачислен в третий класс. Мать на следующий день привезла документы сына и уехала. С тех пор Виктор Сергеевич ее больше никогда не видел — факт, глубоко потрясающий трагической пронзительностью ситуации... Александра Михайловна умерла в 1946 году (по другим сведениям, чуть позже).

Виктор Сергеевич всегда с удовольствием вспоминал атмосферу Хорового училища. Там работал прекрасный коллектив педагогов, многие были знамениты. В Училище выступали с концертами наши прославленные музыканты — Рихтер, Гилельс, Фейнберг. Воспитанники и сами давали концерты, пели с Государственным русским хором под управлением Свешникова, пели с Козловским, участвовали в концертах с великими дирижерами и оркестрами. Часто посещали оперные спектакли...

В стенах Хорового училища дети имели возможность знакомиться также с русской духовной музыкой. Свешников, по своему дореволюционному образованию, имел регентские корни, и, конечно, эта музыка была ему близка. В те годы в Училище сложилась своеобразная практика исполнения духовной музыки. К примеру, к духовным концертам Бортнянского современными поэтами делались подтекстовки — на темы природы или еще на какие-то идеологически нейтральные темы. Но скрытая за подобными текстами духовная музыка была необходимой частью учебного и концертного репертуара хора мальчиков. Канонические тексты русской духовной православной музыки к исполнению не допускались.

Хоровое училище на всю жизнь стало для Виктора Сергеевича родным домом. Он всегда ценил и помнил всех, кто в те годы помогал ему, делился с ним своим теплом. Прежде всего, это была Наталья Федоровна Малинина, жена Александра Александровича Юрлова; она преподавала в Училище фортепиано. Юрлов с 1948 года тоже преподавал в Училище, будучи старше Виктора всего на семь лет. Супруги брали мальчика к себе домой, и он проникался атмосферой интеллигентности, доброты, тепла, домашнего уюта, царящей в этой семье, и на всю жизнь сохранил благодарные чувства к этим людям. С той поры и началась его дружба с Юрловым, который увидел в нем своего единомышленника. Попов высоко Ценил великий талант своего учителя и друга, его последующую подвижническую деятельность по возрождению русской духовной музыки. Сам Виктор Сергеевич считал, что наша русская музыка имеет два основных источника: профессиональная духовная музыка с ее тысячелетней историей, если вести отсчет с момента Крещения Руси, и еще более древний пласт — народная песня, фольклор. Этот глубокий принципиальный взгляд на нашу отечественную музыкальную культуру и являлся той основой, на которой до сих пор зиждутся и Хоровое училище, и Академия, да и вся наша отечественная музыка в ее лучших проявлениях...

По завершении училищного курса Виктор поступил в Московскую консерваторию и с блеском окончил ее как хормейстер. Вспоминая свои студенческие годы, Виктор Сергеевич с большой теплотой говорил о семье Василия Васильевича Нечаева, профессора Московской консерватории по классу фортепиано. Он и его супруга Вера Николаевна тоже, как могли, помогали одинокому студенту, дарили ему свое тепло. Когда самого Василия Васильевича уже не было в живых, Виктор снимал комнату в их квартире, находившейся недалеко от Консерватории. Необыкновенно тепло вспоминал Виктор и выдающегося хормейстера Владислава Геннадиевича Соколова, который пригласил его, студента четвертого курса Консерватории, на работу в Детский хор Института художественного воспитания Академии педагогических наук. Учась в Консерватории, Попов преподавал и вел хор в музыкальных школах Красногорска, Тушина, Долгопрудного...

Позднее он был приглашен на работу в Ансамбль песни и пляски Московского городского Дворца пионеров, созданный и руководимый Владимиром Сергеевичем Локтевым (и впоследствии носящий его имя).

Очень скоро он выдвинулся в этом коллективе на лидирующие позиции. Владимир Сергеевич доверял ему гастроли со старшей группой этого хора, в том числе и зарубежные¹. На базе старшей группы «Юность» «локтевского» хора Виктор Сергеевич в 1970 году организовал Большой детский хор Всесоюзного радио и телевидения. Под руководством Попова этот хор достиг замечательных высот и всенародной известности.

Виктор Сергеевич пользовался большим уважением и поддержкой тогдашнего председателя Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию, члена ЦК КПСС, всесильного Сергея Георгиевича Лапина. Свидетельство тому — один из эпизодов концертной жизни коллектива в 1970-е годы. Готовились гастроли Большого детского хора в Японию. Однако из-за внешнеполитических осложнений было принято решение эту поездку отменить. Виктор Сергеевич пошел на прием к Лапину. А тот, между прочим дал особое указание своей секретарше: если приходит Попов, его сразу же пропускать в кабинет, потому что в приемной всегда полно народу, а «Попов по пустякам не приходит, и раз уж пришел — значит, дело важное». Когда Виктор Сергеевич рассказал об отмене гастролей, Лапин под свою ответственность добился разрешения на выезд хора. «Этот детский хор, — сказал он тогда, — принесет пользы больше, чем любые дипломаты и политики». Так оно и случилось. Гастроли Большого детского хора в Японии прошли с триумфом и оказались очень полезными, ибо способствовали налаживанию между представителями обеих стран добрых человеческих взаимоотношений. Хор пел, в частности, и на японском языке (Виктор Сергеевич всегда ставил в репертуар песни на языке той страны, куда выезжали его коллективы), и японская публика это оценила.

В этот же период (1973 год) Виктор Сергеевич высказал идею организации в рамках Гостелерадио профессионального коллектива — ансамбля «Советская песня». Ему были даны на то полномочия, и он создал коллектив, который, судя по названию, считал своей главной задачей исполнение советских песен. Естественно, Попов не мог ограничиться только этим пластом репертуара. С этим ансамблем он стал исполнять и классические произведения, в том числе Баха... И тут он столкнулся с одним из тех случаев недоброжелательства, с которыми ему, к сожалению, приходилось сталкиваться в жизни очень часто.
Когда ансамбль «Советская песня» стал заметно конкурировать с другими коллективами, кто-то очень постарался — и ансамбль был расформирован. Попытка Виктора Сергеевича создать свой профессиональный коллектив была жестко пресечена. По той же причине он покинул Институт имени Гнесиных. Конечно, им было написано заявление «по собственному желанию», но на самом деле он вынужден был уйти. Тем же закончилось позднее и его преподавание в Консерватории. Не все его там устраивало — и он не всех устраивал.

Тогда-то Попов и нашел свой путь, укрепился в мысли об организации Академии. Так что, быть может, все вышло к лучшему. Жизнь словно бы сама подталкивала Виктора Сергеевича к тому, чтобы создавать собственное дело. В начале 1990-х годов, когда разрушительные процессы в нашей стране достигли огромной силы, Виктор Сергеевич необычайным напряжением воли сумел создать Академию хорового искусства, которая объединила училище, где занимаются только мальчики и юноши (уникальная художественная краска и продолжение древней, исконно русской певческой традиции), и высшее учебное заведение, куда принимают и девушек, где блестяще работает не только хоровая, но и вокальная кафедра...

Между прочим, и Свешников не особенно благосклонно относился как к Попову, так и к Юрлову. По окончании Виктором Сергеевичем Консерватории он даже сделал попытку отправить Попова на работу в Благовещенск, то есть куда подальше. Александр Васильевич был сложный и весьма суровый человек. Но, увидев, как Хоровое училище теряет свой творческий потенциал, как хиреет знаменитый когда-то Хор мальчиков, он в 1970 году фактически заставил («иначе сгною!») Попова возглавить Хоровое училище. Свешников хорошо понимал, что ему нужен специалист, который должным образом вел бы эту работу. Дальнейшие события показали, что Свешников не ошибся. Он выбрал того из своих учеников и воспитанников, кто смог не только сохранить и приумножить славу этого учебного заведения, но и осуществить мечту самого Свешникова — дополнить Училище высшим звеном, создав стройную систему хорового образования от низшего звена к высшему. А Виктор Сергеевич на протяжении семнадцати лет работал в Училище абсолютно бесплатно! Он принципиально не хотел брать деньги за работу. Может быть, это и было его самым чистым и искренним приношением любимому делу и своему родному музыкальному дому в искусстве: здесь он служил им, пресекая любые предположения о некоей выгоде и корыстных интересах. Свешников же окончательно убедился в том, что Попов на этом месте незаменим, и официально передал ему руководство Училищем только по прошествии нескольких лет, после одного концерта в Малом зале консерватории, когда хор Училища под руководством Виктора Сергеевича имел огромный успех. Но и тогда Виктор Сергеевич продолжал работать в Училище совершенно бескорыстно.

А по поводу выдающихся успехов на фоне жесткой конкуренции — и понятных, увы, при этом проявлениях «сальеризма» — вспоминается еще один эпизод. Коллективы Виктора Сергеевича — Большой детский хор и Хор мальчиков неоднократно участвовали в разных международных конкурсах и побеждали — подобных наград у них немало. Но однажды очень ответственный фестиваль-конкурс хоров мальчиков проходил в Грассе, на юге Франции. Участвовали всемирно известные Томанерхор из Германии (певческая школа еще времен Баха, известный во всем мире хор мальчиков), Хор Вестминстерского аббатства из Великобритании, замечательные коллективы из многих других стран. Коллективу Виктора Сергеевича выпало по жребию выступать последним. И, как потом рассказывал один из членов жюри (Томас Зандерлинг, дирижер из Германии, сын замечательного дирижера Курта Зандерлинга, работавшего у Евгения Мравинского в оркестре Ленинградской филармонии с 1941 по 1960 год), по сути, к моменту выступления хора из России меж судей все уже было намечено: кто получает первую премию, кто вторую... Между тем, Виктор Сергеевич, будучи хорошим психологом на протяжении всего конкурса твердил своим хористам (а ребята слушали выступления соперников): «Вот, слышите, как надо петь? Учитесь!..» В итоге он так подготовил их психологически, что, выйдя на сцену исполнять свою программу, в том числе и фрагменты «Всенощной» Рахманинова, они буквально совершили невозможное. После их выступления сначала воцарилась гробовая тишина. Многие в зале плакали. А потом разразилась такая овация, что жюри просто не могло проигнорировать реакцию слушателей. Поэтому судьи пересмотрели свои предварительные планы, и хор Училища под руководством Виктора Попова получил Первую премию. По свидетельству Томаса Зандерлинга, при обсуждении один из членов жюри — лорд, представлявший интересы хора из Вестминстерского аббатства, — сказал, что выступление коллектива из России было потрясающим, он, безусловно, пел лучше всех и первая премия присуждается ему абсолютно по праву, но именно поэтому этот хор никогда не будет петь в Великобритании (!). Как потом говорил Виктор Сергеевич, так оно, в общем-то, и получилось. Конечно, Попов и его коллективы неоднократно бывали в Великобритании. В частности, выступали там по приглашению Ротшильда на его юбилеях. Но это были лишь частные приглашения. Официальные гастроли в эту страну всегда почему-то отменялись. Интриги, противодействие — все это Виктора Сергеевича, безусловно, огорчало. Однако он всегда через это перешагивал, терпел — и вел свое дело. Можно только поражаться тому, какой же запас сил был у этого человека! А на поверхности — как будто бы все выходило у него легко и просто, вроде бы само собой получалось.

Наше настоящее сближение с Поповым началось благодаря замечательному дирижеру Павлу Когану. Сын великого скрипача Леонида Когана и сам великолепный скрипач, он тогда начинал свою карьеру дирижера и после эмиграции Баршая (1977) возглавил основанный им Московский камерный оркестр. Для одной из своих программ Коган попросил меня написать произведение на целое отделение концерта, причем такое, чтобы в нем участвовал хор. И не любой — а именно Хорового училища под управлением Попова.

Меня такой заказ невероятно вдохновил. Мое музыкальное развитие шло под знаком довольно острого ощущения национальной, патриотической природы нашего искусства, чему много способствовало радио моих детских и юношеских лет. В те времена вся страна знала лучшие отрывки из отечественных опер - «Князь Игорь», «Иван Сусанин»... — причем, в самом прекрасном исполнении. Постоянно звучала русская симфоническая, вокальная музыка. Это сформировало во мне какие-то важные основы, которые Позднее я старался укреплять в себе сознательно. Так что обращение Koгана не застало меня врасплох — к тому времени уже были написаны моя Вторая симфония «На поле Куликовом», симфоническая хроника «Киев», концертная симфония «Памяти Пушкина»...

В поисках литературной основы я остановился на фрагментах из нашей древнейшей летописи XI века «Повесть временных лет». Причем я решил воспользоваться не переводами на русский, а оригинальным старославянским текстом, который обладает исключительной художественной выразительностью. До того момента на старославянские тексты светской музыки не писали, не было такого прецедента...
Итак, я взялся за это произведение, но прежде мне понадобилось позвонить Попову, чтобы уточнить диапазоны детских и юношеских голосов. Виктор Сергеевич точно, лаконично ответил на вопросы и, очевидно, забыл об этом разговоре.

Очень быстро, буквально за пять-шесть недель, я написал произведение для солистов, хора и оркестра, и это сочинение попало к Попову. А Виктор Сергеевич, надо сказать, был человеком весьма рациональным и в смысле творческом — очень решительным и властным. Конечно, к нему, в надежде на исполнение, обращались десятки авторов — и с песнями для Большого детского хора, и с другими сочинениями. Для руководителя это всегда разговор сложный. Виктор Сергеевич не тратил много слов. Он говорил: «Да-да, посмотрим...» И на этом иногда контакты с Поповым для автора, тем более молодого, заканчивались.

Наверное, я только сейчас могу по-настоящему оценить ту степень художественной бескомпромиссности и дерзости, с какой написал тогда музыку такой сложности и такой авангардной направленности. Даже сегодня сомневаюсь, что найдется хоровой коллектив, которому было бы под силу исполнить это сочинение. Но в моем представлении высокая летописная культура Древней Руси как раз связывалась с ощущением интеллектуального и ультрасовременного, но именно русского письма.

Виктор Сергеевич, несомненно, заглядывал в партитуру и видел, насколько она сложна. Да и концерт, который планировал Павел Коган, так и не состоялся, так что ему не довелось исполнить это произведение, хотя он и сыграл важную роль в его создании. Но позднее организаторы очередного фестиваля «Московская осень» включили сочинение в программу. Я сообщил об этом Виктору Сергеевичу по телефону, и он, как всегда, ответил: «Да-да, конечно, посмотрим...» И положил трубку. Потом он рассказывал мне, как в первый момент решил, что не будет этим заниматься, — слишком трудно и хлопотно. Но потом его вдруг словно осенило. «Что ты делаешь?! — воскликнул внутренний голос. — Тебе в руки попало произведение, на котором можно растить учащихся, воспитывать их духовно, ведь это же наша история: становление Киевской Руси, три брата — Рюрик, Синеус и Трувор, вещий Олег с его щитом на воротах Цареграда, княгиня Ольга, ее месть за мужа древлянам, Крещение Руси, княжеские усобицы, борьба с иноземными нашествиями...».

Понимая, что это те самые основы русской истории, которые очень ценны для воспитания его маленьких питомцев, он дал учащимся на лето задание самостоятельно разучить партии, осенью они репетировали. И, наконец, я был приглашен на прослушивание. Виктор Сергеевич всегда работал с произведением самостоятельно. Никогда не задавал автору вопросов. Смотрел ноты и решал все сам. Как правило, находил оптимальное, наилучшее решение. На прослушивании я, не имея никакого опыта в сфере хоровой музыки, был поражен — я услышал то, о чем мог только мечтать: прекрасные тембры детских и юношеских голосов (голоса мальчиков — это же совершенно особая краска!), иконописный колорит произведения (как это мне и мыслилось), безупречное интонирование... Премьера оратории «Из "Повести временных лет"» состоялась 2 ноября 1984 года. Я счел своим безусловным долгом посвятить это произведение Виктору Сергеевичу Попову. Вскоре Виктора Сергеевича с хором пригласили исполнить ораторию на фестивале в Свердловске с оркестром Свердловской филармонии. Потом дирижер Геннадий Рождественский сделал грамзапись этого произведения с хором Училища и выдающимися солистами — А. Мартыновым (тенор) и А. Сафиулиным (бас).
Но главное для меня было то, что я нашел творческое понимание со стороны Виктора Сергеевича. Все, что мне, как композитору, слышалось и виделось, было им полностью угадано и осуществлено. Но, конечно, это потребовало от него и от хора огромной затраты сил. С этого-то момента и начались наши взаимоотношения, потому что приобретенный опыт был важен не только для меня. В работе над ораторией Виктору Сергеевичу пришлось решать совершенно необычные, нестандартные художественные задачи, и он решил их с блеском, что, наверное, было интересно и ему самому. А еще важнее для него было то, что на этом материале росли и воспитывались дети.

...Должен сказать, что Виктор Сергеевич вообще уделял много внимания исполнению новой музыки. Практически весь репертуар Большого детского хора Гостелерадио СССР состоял из произведений современных композиторов в жанрах детской, пионерской песни, кантаты... Но и в стенах Хорового училища всегда исполнялось много сочинений современников, в том числе выпускников этого училища, среди которых были Р. Щедрин, Р. Бойко, А. Флярковский, В. Агафонников, В. Кикта, а также сочинения В. Рубина, Т. Корганова. И, конечно же, произведения классиков — С. Прокофьева, Д. Шостаковича, Г. Свиридова... Всех перечислить невозможно.

В 1988 году Виктор Сергеевич обратился ко мне с предложением написать для старшей группы Большого детского хора произведение, которому предстояло фигурировать в виде анонимной записи на IX Международном конкурсе детских хоров OIRT в Будапеште. Я написал хор «Петров день» на стихи И. Бунина, которые давно были у меня на примете. Сказочные образы девушек-русалочек хорошо согласовывались в моем понимании со звучанием голосов юных хористок. Потом уже кто-то вскользь сообщил мне, что этот хор получил там первую премию, еще через год-полтора мне передали диплом... Но дело не в том.

Главное, что Виктор Сергеевич подготовил эту запись мгновенно. Был момент, когда мы с ним буквально на пять минут сели за инструмент, и он сделал единственную попытку предложить какие-то усовершенствования в голосоведении, быстро убедился в том, что это невозможно, и в дальнейшем уже никогда не менял в моих партитурах ни одной ноты. Даже в тех случаях, когда было очень трудно найти исполнительское решение, в отстаивании моей же идеи он держался более стойко, нежели я сам. Бывало, я говорил: «Давайте мы это пропустим» или «Я еще подумаю...», а он отвечал: «Нет, я же вам доверяю».

Кстати, несмотря на нашу многолетнюю дружбу, мы всегда были и оставались на «Вы», называли друг друга по имени-отчеству. Хотя дружили очень близко, и был период, когда встречались едва ли не каждый день и, конечно, встречи не ограничивались одними разговорами... Однако между нами всегда сохранялся этот оттенок естественного взаимного уважения, при всей искренности и теплоте общения лишенный какого-либо панибратства. Никогда наши беседы не опускались до обывательских или, тем более, материальных тем. Шутки, озорные реплики всегда присутствовали, но никогда разговор не становился приземленным, мещанским...
В череде других совместных работ в том же 1988 году, в рамках фестиваля «Московская осень», Попов осуществил силами Большого детского хора, к которому он подключил и хор Училища, премьеру моей кантаты «Stabat Mater dolorosa.

Кстати, обратим внимание на вариативность тех составов, что были в его руках. Я уже говорил о том, что Виктор Сергеевич — невосполнимая потеря! — никогда в жизни не руководил ни одним профессиональным коллективом (не считать же таковыми Большой детский хор, а также хоры Училища и Академии — учебные коллективы). Но с ними он творил чудеса и объездил весь мир, исполняя такие произведения классического и современного репертуара, какие зачастую не способны «поднять» наши большие титулованные профессиональные хоры.

Новая кантата также перекликалась с духовной тематикой, что вообще мне близко. Если «Петров день» — это 12 июля, большой церковный праздник, с которым связаны разные народные поверья, то «Stabat Mater dolorosa» — «Стояла матерь скорбящая» — название песнопения из католической духовной традиции. Однако я взял текст из «Реквиема» Ахматовой, потому что ведь это она, «мать скорбящая», стояла перед «Крестами» в Питере с передачей для своего сына, с памятью о расстрелянном его отце...

Ахматовский «Реквием» в те годы оставался весьма рискованной литературной основой. Но Виктор Сергеевич имел хорошее чутье и безупречный вкус. Он нисколько не колебался и исполнил кантату в Концертном зале имени Чайковского — с солисткой, органом и прочими инструментами. Впоследствии это сочинение также было записано.

Это один из примеров того, что Виктор Сергеевич в отношении репертуарной политики был смелым человеком. Руководя Большим детским хором Гостелерадио, который находился под особым идеологическим контролем, он не только не боялся возможных упреков, но и брал на себя ответственность и умел убедить руководство в правильности своих действий.

Он вообще умел ладить с людьми и добиваться от них того, что было нужно для дела. Но при этом так дорожил своей независимостью, что никогда не допускал, чтобы кто-то пытался ему что-то диктовать или использовать его как инструмент в своих целях, например, он очень любил и много исполнял Свиридова, но избегал сближения с ним по причине властной натуры Свиридова. Он хотел оставаться самим собой...

Такая независимость не всем была по душе. Когда скончался Юрлов, а кончина его была скоропостижной, преждевременной, Многие полагали, что его Республиканскую Русскую академическую хоровую капеллу, этот изумительный профессиональный коллектив, возглавит Попов, который был близким коллегой и другом Александра Александровича. Но нашлись люди, которые сделали всe, чтобы именно Попова не допустить к руководству Капеллой...

Возвращаясь к «Stabat Mater...» Во время работы над этим произведением произошел любопытный эпизод. На партию солирующего меццо-сопрано я пригласил одну именитую солистку Московской филармонии. Она с большим энтузиазмом подготовила эту партию. Но Виктор Сергеевич всегда стремился к тому, чтобы его хор пел со своими солистами, которые прошли школу этого коллектива, которые стали замечательными певцами, выйдя из стен Хорового училища² (В их числе замечательный тенор, ныне солист Большого театра, много гастролирующий по всему миру Всеволод Гривнов, популярный тенор Дмитрий Корчак, который тоже выступает по всему миру, в том числе, в Ла Скала и других знаменитых театрах, баритон Василий Ладюк, солист театра «Новая опера», который поет также в Большом театре, в Метрополитен-опера, в Ла Скала.) (потом среди солистов такого рода возникли и женские голоса — те, кто окончили хоровую Академию, начинали в Большом детском хоре). Виктор Сергеевич понимал, что та степень органичности, музыкальной культуры и подготовки, которая свойственна этим солистам, обеспечит лучший художественный результат, нежели приглашение «чужих» артистов, пусть именитых, но иной музыкантской природы. Особенно, когда речь шла об исполнении таких произведений, как «Торжественная месса» Бетховена или Реквием Верди, где необходим слаженный квартет солистов. Зачастую дирижеры приглашают хороших вокалистов, но вместе они не складываются в единый певческий ансамбль. В подобных случаях Виктор Сергеевич действовал настойчиво и смело. Там, где это было возможно, он предлагал дирижеру своих солистов, и всегда это было художественно оправданно и музыкально подтверждалось отсутствием пестроты тембров, единой манерой, единым проникновением в художественный, в исполнительский замысел.

Но тогда, во время работы над «Stabat Mater...», я еще не знал этой особенности творческого метода Попова и сказал Виктору Сергеевичу, что приду на репетицию со своей солисткой. Он принял мое сообщение без энтузиазма и посоветовал пригласить другую солистку — Маргариту Суханкину, которая в свое время пела в Большом детском хоре, затем получила консерваторское образование, впоследствии была солисткой Большого театра. Маргарита тоже подготовила сольную партию. Надо было видеть эту ситуацию. Пригласили на сцену мою солистку. Виктор Сергеевич очень честно, но абсолютно формально продирижировал. Ни хор, ни он сам, как говорится, не выкладывались. Певица исполняла это соло впервые, естественно, не обходилось без неточностей... Потом, когда эта солистка ушла, Виктор Сергеевич попросил меня прослушать свою — Маргариту Суханкину. И вот тут-то и сам Попов, и его хор выдали такую степень музыкальной экспрессии и человеческой заинтересованности, что я понял: во-первых, это очень хорошо, а во-вторых, было бы странно в данном случае бороться с мнением художественного руководителя, дирижера и всего коллектива. Да и Суханкина пела очень хорошо, у нее прекрасный голос, так что исполнение и последующая запись прошли с ее участием. Я сказал приглашенной солистке добрые слова, она все правильно поняла. Но в дальнейшем, когда в исполнении моих произведений участвовал хор Виктора Сергеевича, и особенно если это было произведение для хора a cappella, я уже знал, что солисты там будут свои. И никогда об этом не жалел.

Но это вовсе не значит, что Виктор Сергеевич практиковал «проталкивание» своих любимчиков. Ничего подобного. Когда готовилось произведение с участием солистов из хора, он обычно поручал сольные партии нескольким студентам. Никогда, вплоть до концерта, никто из них не знал окончательно, кто именно будет петь на концерте. Естественно, во время репетиций Виктор Сергеевич спрашивал мое мнение. И всегда на фоне очень хороших солистов был кто-то наилучший. Как правило, именно ему доверялось петь сольные партии в конкретном концерте. Но бывало и иначе.

Как-то на гастролях один такой солист должен был куда-то уехать по личным обстоятельствам, но обещал, что вернется к репетиции в день концерта. Он приехал, однако на репетицию опоздал. В таких случаях Виктор Сергеевич действовал, не считаясь с тем, что это самый лучший из солистов, чье выступление на концерте будет наиболее выигрышным и успешным. Он отстранил опоздавшего и поручил сольную партию пусть менее яркому, но дисциплинированному студенту. Попов решал тем самым сразу две задачи. Во-первых, он показывал, что у него нет предвзятости и процесс воспитания сценой и музыкального взросления нужен не только самым одаренным, но всем участникам концерта. Во-вторых, справедливость такого решения была очевидна: ты не оправдал доверия, значит, получаешь по заслугам — никаких льгот даже для «наилучших». Это, конечно, способствовало укреплению доверия к Виктору Сергеевичу, ибо для него не существовало «звезд», а также «аутсайдеров», которым ничего не светит...

В 1987 году мною была написана шестичастная Симфония-концерт для солистов и смешанного хора на стихи Ивана Бунина. Творчество Бунина я очень люблю, именно к его стихам (после Блока) я обращался чаще всего. К этому моменту у нас уже был совместный опыт работы над хором «Петров день» на стихи Бунина, который вошел в Симфонию-концерт. А поскольку «Петров День» — хор женский, то я специально, как бы в противовес ему, один из хоров нового цикла написал только для мужского состава, избрав для этого стихотворение «Что ты мутный, светел-месяц?..». Все сочинение называется «Старорусские сказания», и я здесь взял тот пласт бунинского творчества, который касается средневековой Руси, Москвы. В своих взглядах на музыкальную форму я большое значение придаю многослойности. А текст здесь давал возможность сочетать несколько образных сфер в одновременности. Это и какие-то старорусские апокрифы, в частности, «Сказание о деве Алисафии и храбром Егории», разные сценки — «Казнь», «Мне вечор, младой...». Или легендарно-фантастическая картина русалок из «Петрова дня»... Или первая часть стихотворения «Святогор и Илья» — с изумительными строками о том, как Русская земля потеряла половину своей силы, когда Святогор добровольно лег в гроб и выйти оттуда не смог... Стихия глубочайших размышлений о судьбе России... И в числе подобных зарисовок — «Что ты мутный, светел-месяц?..»: тут и бормочущий юродивый, и пришедший к нему добрый молодец, и чудесная девушка, которую он видит в окне светелки... И вот он, удалой да бесшабашный, всю ночь сидит с юродивым Ваней, и тот ему предсказывает, что «голова его на плахе так-то весело подскочит...». Удивительный мир, представленный очень лаконично, поэтическим языком...

Это произведение лежало у меня в столе. В 1990 году Георгий Васильевич Свиридов организовал фестиваль отечественной хоровой музыки, и участвовать в программе был приглашен недавно организованный Мужской хор Московского хорового училища под руководством Виктора Попова. Академии еще не было, но Виктор Сергеевич привлек целый ряд бывших выпускников Училища и на самодеятельной, по сути, основе создал Мужской хор, с которым потом многие годы успешно гастролировал в Западной Европе, в США, Японии... Но тогда, в 1990-м, это был один из первых концертов нового коллектива — в Малом зале консерватории (26 января). Поскольку программа фестиваля формировалась из произведений отечественных композиторов и рядом с классиками обязательно должна была звучать новая музыка, то, узнав, что одна из частей моего цикла написана для мужского состава, Виктор Сергеевич попросил у меня ноты. Хор «Что ты мутный, светел-месяц?..» звучал на фестивале впервые. Впоследствии Виктор Сергеевич исполнил и весь цикл, существует запись. Но именно этому хору выпала, пожалуй, самая счастливая судьба из всех моих произведении в исполнении Виктора Сергеевича, потому что он стал репертуарным для коллектива Мужского хора Академии. Во-первых, он очень лаконичный и вписывается в любую программу. Кроме того, он написан для солирующего тенора с мужским хором. Тенор, который воплощает в себе и образ юродивого, и доброго молодца — это всегда возможность привлечь очень хорошего солиста с прекрасным голосом. И за прошедшие годы целая плеяда выпускников Академии участвовала в исполнении этого хора, начиная с первого исполнителя Александра Юденкова. Потом были и Всеволод Гривнов, и Дмитрий Корчак, и Алексей Шестов, и Алексей Татаринцев...

Виктор Сергеевич высоко оценивал этот хор. В его ощущении это была квинтэссенция русскости, потому что образ юродивого, который мы знаем, прежде всего, по «Борису Годунову» Пушкина-Мусоргского, это образ, немыслимый ни в какой национальной культуре, кроме русской.

Дальше у нас были и другие совместные работы. В 1991 году Виктор Сергеевич в Большом зале Московской консерватории осуществил премьеру моего «Всенощного бдения» — произведения на канонические тексты. Здесь уместно вспомнить вот о чем. Когда Свешников в свое время добился (кажется, на уровне Политбюро), чтобы ему разрешили исполнить в Большом зале консерватории «Всенощное бдение» Рахманинова, зал был оцеплен конной милицией, публика шла только по пропускам... Но в те годы было вполне обычным исполнение произведений европейской духовной традиции — например, «Торжественной мессы» Бетховена, «Страстей по Матфею» Баха, Реквиема Моцарта или Stabat Mater Перголези... То есть вся западная духовная музыка — пожалуйста, а русская православная не допускалась.

И на этом фоне Виктор Сергеевич, ни минуты не сомневаясь, берется исполнять мое «Всенощное бдение» в Большом зале консерватории! Чтобы обеспечить полноценное звучание партий сопрано и альтов, он объединяет Большой хор Училища и старшую группу Большого детского хора. Такое совмещение давало ему возможность выводить на сцену более ста человек — потрясающий по краскам, по мастерству и гибкости мощный хор, каких в те годы в России уже практически не оставалось.

Это произведение — фрагментами и целиком — исполнялось и позже. Одно из исполнений, в Рахманиновском зале консерватории, уже в 1998 году, в рамках фестиваля искусств «Россия Православная», посетил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. После исполнения он пожелал сказать свое Первосвятительское слово. Прозвучали очень теплые отзывы и в адрес произведения, и в адрес исполнителей. Виктора Сергеевича Патриарх, конечно же, хорошо знал, к тому времени Попов уже обладал всемирной известностью.

В этой работе Попов снова решал труднейшие для исполнителей задачи.

Православная музыка имеет свои каноны, и, сочиняя «Всенощное бдение», я считался с этим, потому что духовная музыка — это не та область, где ты показываешь себя, а та, где ты осуществляешь служение. Так получилось, что мое «Всенощное бдение» стало, по сути, следующим после рахманиновского, написанного в 1915 году, после которого традиция надолго пресеклась. Кстати, один из хоров этого сочинения, «Богородице Дево, радуйся», я написал в 70-е годы. Целиком же произведение сложилось в конце 80-х годов.

Меня интересовала и католическая традиция, допускающая авангардную трактовку выразительных средств. В 1993 году на канонический латинский текст я написал Мессу (Messe in D). Но — без органа и инструментов, a cappell'ную, то есть приближенную к православной певческой форме. Какой труд затратил Виктор Сергеевич на то, чтобы подготовить это произведение с хором Училища! Просто невероятно, как он умел работать! Разучив Мессу, Виктор Сергеевич меня пригласил. Он не сказал, что это будет исполнение только для меня и единственный раз. Хор спел сочинение целиком — от начала до конца. Тогда были очень трудные времена, и, конечно, организовать запись или концерт было практически невозможно. До сих пор жалею, что эта работа осталась незафиксированной. А ведь у хора был учебный процесс, гастроли, масса других задач... Но Виктор Сергеевич понимал, насколько для меня, автора, важно услышать свое сочинение. И он подарил мне такую возможность...

В этот же период, в начале 90-х, Виктор Сергеевич впервые исполнил мой хоровой цикл «Песни безвременья», написанный еще в 70-е годы, но он у меня лежал «в столе», я его никому не показывал. Хотя в основу его положены стихи поэтов, причисляемых к революционным демократам, — Н. Некрасова, М. Михайлова, И. Никитина, но тексты воспринимались как «крамольные»:

Тяжкий крест несем мы, братья,
Мысль убита, рот зажат,
В глубине души проклятья,
Слезы на сердце кипят.
Русь под гнетом,
Русь болеет:
Гражданин в тоске немой —
Явно плакать он не смеет,
Сын о матери больной ...
(Н. Некрасов)

«Царство взяток и мундира» — это никитинские строки. А вот Михайлов: «...по селеньям голь и нищета», «мой родной, несчастный мой народ». Или «Смолкли честные, доблестно павшие...» Некрасова:

Вихорь злобы и бешенства носится
Над тобою, страна безответная.
Все живое, все доброе косится...
...Как на труп великана убитого
Кровожадные птицы слетаются.
Ядовитые гады сползаются...

Про что это? О каком времени? Как сказал один человек в Союзе композиторов: «Такой текст не решишься и петь...».

«Песни безвременья» обладают, к сожалению, как я сегодня вижу некой грустной универсальностью.

Виктор Сергеевич исполнил этот цикл в 1992 году в Большом зале Московской консерватории.

Одна из следующих совместных работ, тоже весьма нестандартная, — «Завещание Николая Васильевича Гоголя». Были взяты фрагменты из духовной прозы писателя, канонические тексты, и сложилась часовая композиция с чтецом и пением, хоровым и сольным. На премьере, которая состоялась в 1999 году в Рахманиновском зале консерватории, партию чтеца исполнял Николай Бурляев. К счастью, сделана также прекрасная студийная запись. Но такой Гоголь был очень многим совсем не нужен. Ох, какая пресса была тогда в Москве! Конечно, главным раздражителем был Бурляев, потому что он повесил икону, перекрестился перед началом и, с Божьей помощью, перед свечой, за столиком читал гоголевский пламенный текст — потрясающие, огненные слова! А хор, солисты все это пели.

Мне очень приятно, что к 200-летию со дня рождения Гоголя это произведение исполнили в Саратове и, как мне сказали, не без успеха. Но, к сожалению, такие произведения не по силам большинству из существующих ныне коллективов — как в отношении исполнительской сложности, так и в отношении содержания. О чем, например, такие гоголевские строки: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк прелазай иначе есть тать и разбойник...» Или: «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней сострадания. А сострадание есть уже начало любви...». Чтобы петь такие слова, нужна человеческая позиция, о которой не надо кричать на всех углах. Верить и петь. О России, о Боге, о жизни...

Далее была «Симфония ликов». Я ставил задачу найти в русской поэзии стихи первоклассных поэтов о русских святых — и обнаружил, что таковых очень мало. В общем, выбрал четыре произведения в этом роде: А. Майкова — о смерти Александра Невского, замечательное стихотворение А. Ахматовой о Евфросинии Московской, К. Романова — о святой Елизавете Феодоровне, Андрея Белого — о преподобном Серафиме Саровском. И Виктор Сергеевич Попов также стал первым исполнителем этого цикла — в январе 2000 года в Большом зале консерватории в рамках Третьего фестиваля искусств «Россия Православная». Иногда он делал вещи, которым сам же удивлялся. Например, в один из моих авторских концертов в Рахманиновском зале консерватории он поставил в программу три премьеры крупных произведений, стал их первым исполнителем в один вечер. А это всегда очень сложно: и для восприятия публики — как все новое; и для дирижера и его хора — поскольку это первое публичное исполнение, произведения еще «не впеты», не обрели той естественности, легкости, которая приходит лишь со временем. Но и в таких обстоятельствах победа была на стороне Попова.

Виктору Сергеевичу довелось дать жизнь еще целому ряду моих произведений. Одно из них — кантата «Преподобный Савва игумен». В творческом наследии Пушкина есть его перевод со старославянского жития Саввы Сторожевского из Пролога. Это ученик Сергия Радонежского, великий святой, который в Звенигороде основал монастырь, названный впоследствии Саввино-Сторожевским. Пушкин очень интересовался личностью именно этого святого — возможно, потому, что монастырь находится недалеко от подмосковного Захарова, где поэт бывал у бабушки. Вероятно, бывал он и в самом этом монастыре. У Пушкина есть стихотворение «На тихих берегах Москвы...», которое, как сейчас уже доказали исследователи (а я и тогда понял), посвящено именно Савве, хотя там не упоминается его имя. Литературная основа кантаты включает также канонические тексты и специально написанные стихи современного поэта Ю. Кублановского. Так сложилась «монастырская кантата» для диаконского чтения (а это великая и своеобразнейшая художественная традиция!) и мужского хора без сопровождения. Фактически, это первый опыт создания музыкального жития. В литературе этот жанр имеет многовековую историю. Но главное, это такой драгоценный духовно-исторический «узелок», в котором органично сошлись русская святость и Пушкин, художественные традиции разных веков, духовные и светские.

Симфония-концерт «Священные знаки» для солистов и смешанного хора без сопровождения — это другой полюс. Потому что в основе ни много ни мало — стихи Николая Рериха. Рерих удивительная фигура. Православие относится к нему очень осторожно за его попытки установить свою собственную духовность Но это замечательный художник, выдающийся деятель мировой культуры. Он писал своеобразнейшие стихи. Некоторые из них я использовал в музыке. Правда, этот замысел относится тоже к 70-м годам, когда я был дальше от православия, чем впоследствии. Спустя четверть века я переписал это сочинение, фактически сделал новую редакцию. Виктор Сергеевич заинтересовался и исполнял это произведение, как и «Шесть хоров на стихи русских поэтов»...

Все это — подвиг. Конечно, подвиг заключается не в том, что он исполнял именно мою музыку. Я отношу это ко всей исполнительской деятельности Виктора Сергеевича. Он исполнял музыку, которая, по его мнению, должна была прозвучать, чтобы как-то повлиять на общественное сознание, на состояние умов.

Должен оговориться: я вынужден здесь часто упоминать свои произведения, что, может быть, выглядит нескромно, но ведь именно такая совместная работа и была сутью нашего с Поповым сотрудничества, нашей дружбы. Непридуманной сутью. И рассказывая все это, я имею целью отразить редкостный облик этого великого музыканта — его благородство и великодушие, бескорыстие и великую преданность своему делу, профессиональный универсализм и всеохватность, жажду нового и умение воплотить его в жизнь. Как он говаривал: «Важно делать свое дело, а нравится это кому или не нравится — вопрос второй».

При выборе произведений для исполнения Виктор Сергеевич руководствовался каким-то своим внутренним ощущением: надо это делать или не надо. При всей нашей дружбе я никогда не считал возможным говорить ему: «Я написал новое произведение, может быть, Вы его исполните?» Напротив, он спрашивал меня: «Скажите, что у Вас новенького?». Он четко разделял деловые отношения и дружеские. Мы могли встречаться несколько дней подряд, общаться, слушать разную музыку, беседовать на отвлеченные темы. А потом вдруг его звонок: «Приезжайте в Академию, нужно поговорить». А разговор обычно заключался в трех-четырех предложениях. «Так, у Вас есть что-то новенькое? Давайте ноты мне на стол...». Потом однажды узнаешь, что он назначил репетиции. Однако на репетиции не приглашает. На просьбы поприсутствовать отвечает: «Не надо, я Вас потом приглашу...». А мне же интересно услышать, что получается. Это же то, чего я еще не слышал. Никогда он не спрашивал: какой темп, какой характер? Разбирался во всем сам. Называл это (поскольку зачастую это были очень сложные фактурные и интонационные задачи) — «разгадывать ребус».

Так, например, в одной из частей «Священных знаков» есть необычный канон. Я использовал иную конструкцию: все начинают одновременно, а продолжают в разных темпах. Но продирижировать группами хора, которые поют в разных темпах, один Хормейстер не может! Я предлагаю: «Дирижировать не надо. Покажите вступление — и пусть поют сами, они там разберутся...». Но для Виктора Сергеевича это было неприемлемо: как же так, хоть на десять секунд, но он не управляет хором, хористы поют сами... Нет, он должен вести весь процесс. Что делать? Не складывается. Он уже сам записал эту музыку так, чтобы найти точки совпадения сильных долей и все-таки попытаться управлять группами. Не получается! Он нервничает. Я говорю: «Давайте снимем эту часть...» — «Ну нет, Вы же это написали, Вы же от этого не отказываетесь?» —    «Нет, не отказываюсь». — «Значит, я должен решить эту задачу». И он решил ее! Казалось бы, очень простым образом. Предложил, чтобы каждый голос пела не группа хора, а солисты, по одному. И звучание стало прозрачным и чистым. Получился совершенно необычный звуковой эффект — с учетом того, что это еще и атональная музыка. А Попов потом только посмеивался: «Разгадал!».

Хоровой цикл на стихи Тараса Шевченко в переводах русских поэтов я назвал «Апостол правды», потому что это слова самого поэта: «Все думаешь, когда ж придет апостол правды и науки...». Но в издательстве сказали: «Апостол правды — это нехорошо, это пропаганда религии. Меняем название — и тут же издаем». Я на это не согласился. А вот Виктор Сергеевич это исполнил и записал. Только пошутил: «Эх, как было бы хорошо на хохляцком это сделать!».

До этого были еще «Братские песни» на стихи А. Хомякова, тоже очень глубокие по поэтической мысли и чувству (премьера — 2003 год, Рахманиновский зал консерватории). Виктор Сергеевич их и в Германии исполнял — на фестивале в Рейнгау. И цикл на стихи Иннокентия Анненского — тоже один из моих ранних опусов, который лет тридцать лежал в столе.

Последней нашей работой стал «Китеж всплывающий», симфония-концерт для солистов и смешанного хора без сопровождения на стихи Юрия Кузнецова. Виктор Сергеевич сказал хору потрясающие слова об этом поэте, творчества которого он ранее не знал. Особенно взволновала его часть «Возвращение» — поэтический шедевр Кузнецова, где солдат идет через минное поле. Он понимал, что в этом произведении заключена наша история — Гражданская война и Отечественная, и женская крестьянская доля, и Китеж, всплывающий как предчувствие возрождения, воскрешения... Все это ему не требовалось объяснять, поскольку было близко его душе, хотя и на эти темы он тоже не любил говорить много. Он очень хотел исполнить это произведение. Премьера (запись для компакт-диска) состоялась в 2006 году в концертном зале Академии хорового искусства.

В последние годы Виктор Сергеевич плохо себя чувствовал, ему трудно было стоять, а профессия требует именно этого — выходить на сцену, подолгу быть на ногах... Но это был человек необычайного мужества, терпения. Никто не слышал от него никаких жалоб.

Один из наших последних разговоров: «Приезжайте... Ну, что у Вас написано?» Но я же понимал, как ему трудно. «Виктор Сергеевич, да не надо. Это такая нагрузка...» — «Нет, Вы скажите, что написали...» — «Литургию». — «Приносите ноты». Принес ему ноты, он их смотрел, даже пометки его остались. Он собирался ее исполнить. Теперь эта «Литургия» посвящена его светлой памяти.

В июне 2009 года мы с коллективом хоровой Академии начали запись этого сочинения под руководством молодого талантливого Хормейстера Алексея Петрова, ученика Виктора Сергеевича. Алексей Петров — победитель Первого Московского конкурса хоровых дирижеров, учрежденного Поповым в 2005 году. В сентябре 2008 года конкурс проводился второй раз — уже, к великому сожалению, без самого Виктора Сергеевича. Десятки одаренных молодых хормейстеров со всей России... Два состава великолепно поющих хоров Академии... Талантливые лауреаты... Представительное жюри во главе с Борисом Ивановичем Куликовым, профессором Московской консерватории... Этот второй конкурс всеми ощущался как конкурс имени Виктора Попова.

«Литургия» — большое сочинение, длится более полутора часов. И это наше общее приношение его памяти. Первое публичное исполнение должно состояться 8 ноября в зале театра «Новая опера»³ . У этого произведения есть предыстория. После премьеры «Всенощной», в начале 90-х, я как-то при встрече с Поповым обратился к нему с несколько неожиданным вопросом: «Виктор Сергеевич, а что бы Вы мне посоветовали еще написать для хора?» И Виктор Сергеевич, абсолютно не удивившись вопросу и даже не задумавшись над ответом, мгновенно, просто и коротко ответил: «Напишите "Литургию". Только так, чтобы партия диакона пелась». Поясню для непосвященных. В некоторых частях литургии, в так называемых ектениях, композитором обычно выписываются только хоровые ответы «Господи, помилуй» на разные возгласы диакона. В богослужебной практике, где возгласы диакона традиционны, это вполне целесообразно. Но концертное исполнение таких частей весьма проблематично. Тем более проблематично записывать эти части (а они есть и в творчестве Чайковского, и Рахманинова, и почти всех композиторов, писавших духовную музыку), потому что приглашение диакона на концерт или запись вряд ли уместно и органично, а отсутствие этих возгласов ведет к тому, что разрозненные короткие реплики «Господи, помилуй» не складываются в цельную композицию. Поэтому Виктор Сергеевич и предложил мне музыкально воплотить партию диаконских возгласов в партию солиста — с тем, чтобы выстраивалась единая композиция, которая и при концертном исполнении, и при грамзаписи может быть представлена как цельный номер. Кроме того, это дает композитору несопоставимые с традиционным решением возможности мотивного развития, выстраивания тонального плана, модуляций, архитектоники этой части. С музыкальной точки зрения это задача очень привлекательная.

Тогда я ему ничего не ответил, но разговор запомнил и совет не забыл. И вот прошло более пятнадцати лет. И в «Воскресном литургическом пении» диаконский текст Великой ектений и Ектении об оглашенных, другие диаконские возгласы, вошедшие в композицию, диаконский возглас к Многолетию — написаны мною для поющего баса. И это — еще один подарок моего великого друга.

Виктор Сергеевич избегал разговоров о его личных успехах и достижениях. Он был человеком поразительной скромности. Об этом его, столь редком сегодня, качестве хочется сказать особо. Никогда в жизни Виктор Сергеевич не имел автомобиля. Ездил в метро, ходил пешком. Его, конечно, многие узнавали — у него же были сотни воспитанников! А сколько было тех, чьи родители тоже были его воспитанниками.

Никогда не хвастался предстоящими престижными гастролями, какими бы головокружительными ни были эти приглашения. Разве что обронит что-то между прочим, уже вернувшись из поездки. О том, что Мужской хор принимал у себя Папа Римский, я узнал от кого-то из хористов. Понтифик — Иоанн Павел (Войтыла) — пригласил их, потому что очень любил русскую православную музыку, знал русский язык. Он слушал хор, сидя за завесой, погрузившись в музыку, а потом наградил Виктора Сергеевича Серебряным Крестом.

А концерты Попова в Нотр-Дам де Пари? Выступления на крупнейших фестивалях Франции и Германии, в том числе, в Кельнском соборе... Казалось бы, почему не рассказать, не порадоваться? Но нет. Он избегал этого. Было и прошло — и он уже решал следующие задачи.

Если хор его пел с оркестром, дирижер после исполнения кланялся, а Виктор Сергеевич выходить на поклоны избегал. Были дирижеры, к которым он не выходил вообще, потому что знал, что потом ему этого не простят. Но были и другие дирижеры — крупные личности...

Исполнялась со Светлановым Восьмая симфония Малера. Грандиозное произведение! Чтобы разместить оркестр и хор, в Большом зале консерватории даже сняли первые ряды кресел. Успех был потрясающий. Овация длилась минут пятнадцать. В конце концов Светланов добился, чтобы на сцену все-таки вышел Виктор Сергеевич Попов. И когда он появился перед публикой, овация по своей динамике, казалось, удвоилась... Я был на том концерте. Позади меня сидели немцы, которые разговаривали между собой. Один спрашивает: «А кто это вышел на сцену?» Другой на полном серьезе отвечает: «Наверное, Малер...» В самом деле — а кого бы еще зал  мог так приветствовать?!

После совместных концертов Е. Светланов присылал Виктору Сергеевичу трогательные письма с высокой оценкой его творческого вклада и благодарностью. В одном из них, написанном после московской премьеры грандиозной оратории Листа «Христос», Евгений Федорович писал: «Многочтимый, дорогой, уникальный Виктор Сергеевич! Нет новых, свежих, незатрепанных слов для того, чтобы выразить Вам величайшую благодарность за содеянное Вами. Благодаря Вам осуществилась моя давняя заветная мечта... Говорить о достоинствах Вашего хора — это пустая затея. Все об Этом знают. Спасибо Вам и Вашим помощникам за титанический труд. Он по достоинству был всеми оценен на концерте. А в моих руках был совершеннейший из совершенных, чудесный, Божественный сбор! Да хранит Вас Господь. Да продлит он Ваши дни на радость всем. Вечно Ваш Евгений Светланов».

Виктор Сергеевич и сам никогда не забывал тех, кто чем-то помог, в чем-то поддержал его. Это был очень благодарный человек, который помнил добро.

Академия хорового искусства — главное дело жизни Виктора Сергеевича. Особой ценностью этого уникального проекта является то, что процесс образования идет от первого класса школы, от шести—семи лет, по схеме: училище — вуз. А потом еще возможна аспирантура. Другого учебного заведения, в рамках которого был бы возможен такой цикл, просто не существует. При Московской консерватории есть Центральная музыкальная школа для одаренных детей. Но ее заканчивают — и одни идут учиться дальше, в Консерваторию, кто-то поступает в другие вузы, уезжает в другие города и страны, и творческие учебные процессы школы и вуза почти никак не связаны. Здесь же, в АХИ, соблюдается неразрывное единство образовательного процесса и концертной практики.

С первого дня, как только мальчики приходят сюда, они постоянно что-то репетируют. Каждое утро, в 8—8.30 утра Виктор Сергеевич, как бы он себя ни чувствовал, уже был в Академии. С 9.15 до 11.00 — репетиция. Никаких иных занятий — все на хоре, учат очередное произведение. Поэтому развитие музыкантское идет невероятно быстро и глубоко. Да, тебе шесть лет. А что учим? Мессу Баха. Через две недели — концерт. Дальше — новое произведение, К примеру, сумасшедшее по сложности сочинение композитора XX века — Онеггера, Стравинского, Шостаковича, Прокофьева, Пендерецкого... А что делать? Учим! Позднее — госэкзамены. Каждый выпускник должен уметь работать с хором и делать свою программу. Тут и классика, и духовная музыка. Наряду с учебой — гастроли. Допустим, везем во Францию обработки русских народных песен... За год делается такое количество произведений и на таком высоком уровне, что, конечно, эти дети и студенты становятся суперпрофессионалами. Причем — под руководством Виктора Сергеевича Попова, великого хорового дирижера.

Кстати, сам он голосом владел в совершенстве. У него был красивый баритон, но, занимаясь с мальчиками, с детьми, а потом и с женской группой хора, он умел показывать высоким фальцетом, то есть именно в их тесситуре...

В работе с детским хором есть своя специфика, ибо какими бы талантливыми, увлеченными ни были участники в этих коллективах — а их иной раз бывает много больше ста, — но это же дети, подростки, как раз тот возраст, когда человеку особенно хочется много двигаться, когда ребята не очень-то усидчивы. Но надо видеть этих детей в работе! Когда на одну из репетиций пришел Николай Бурляев, он был поражен, увидев, как один человек полностью владеет и управляет массой из десятков подростков, талантливых певчих, каждый из которых и озорник, и непоседа.

Виктор Сергеевич и в самом деле был неистощим в умении работать с детьми, со студентами. Он умело сочетал и окрик (в этот окрик вовсе не обязательно вкладывалось раздражение или что-то в этом роде, нет, ему надо было этим окриком привлечь внимание, объединить всех, подчинить своей воле и динамике общего дела, включить в работу), и шутку, насмешку над кем-нибудь из ребят. Хлесткое словечко для кого-то могло быть и обидным — зато другие смеются, а главное, все знают, что никакого зла за этим нет. Все его просто обожали.

Мне кажется, за его особой манерой общения с воспитанниками хора кроется глубокая память детства. Выросший сиротой, он как-то остро сочувствовал ребятам и воспринимал их как своих детей. Когда они ездили на гастроли, он не покидал ребят ни при каких обстоятельствах. Обычно как бывает, скажем, в гастролирующих оркестрах? Дирижер живет в особой гостинице, его возят на машине и только на репетиции он встречается с оркестрантами, у которых и гостиница похуже, и сервис не тот... Но Виктор Сергеевич никогда от коллектива не отлучался и никому заботу о детях не перепоручал, хотя, конечно, с хором обязательно ездила группа воспитателей. Только убедившись, что все хорошо поели, что все легли спать, он мог позволить себе заняться другими делами. И при любой возможности сам вел всю эту ораву на экскурсию — в Лувр или еще куда-нибудь. Заботился, чтобы ребята впитывали и культуру нового для себя места, и природу. Чтобы при случае и спортом позанимались, к примеру, поиграли бы в волейбол... Удивительный человек!

В его Академии сконцентрировался бесценный опыт: и Синодального училища, которое существовало до революции и традиции которого Свешников пытался воплотить в Хоровом училище, и традиционного вуза, и концертной организации, потому что ни один профессиональный коллектив не дает столько концертов за год, сколько дают воспитанники Академии, да еще в разных составах — отдельно хор мальчиков, отдельно хор юношей, вместе мальчики и юноши плюс мужской хор, взрослый смешанный хор, объединенный с Детским хором Радио и Телевидения... — что позволяет охватить огромный репертуар. И все это у Попова получалось. Но чего это ему стоило!

В будущем Академия виделась ему в еще более широком ключе. Он хотел, чтобы там была кафедра композиции, работали оркестровые классы. Думал об обучении звукорежиссеров. Вне всякого сомнения, созданное им учебное заведение по праву должно было носить его имя. Можно только порадоваться, что Распоряжение Правительства Москвы о присвоении Академии хорового искусства имени Виктора Сергеевича Попова, выпущенное мэром Москвы Ю.М. Лужковым в ответ на соответствующие инициативы, оказалось редкостно оперативным.

В его судьбе, несомненно, было нечто промыслительное. В нем словно сконцентрировалась энергия русского народа, она как-то скопилась в этом человеке и созидательно выплеснулась, преодолев все преграды, подобно тому, как растущая молодая трава пробивает асфальт.

Он пришел из гущи народной, перенес много трудностей и страданий, преодолел массу препятствий, познал успех, признание, славу - и остался чист, скромен, добр. И всегда стремился идти вперед. Спрашивается, что там в этом провинциальном Бежецке было от высокой судьбы? А он тянулся к музыке, к культуре, ко всему высокому и светлому. И делом, всей своей жизнью доказал это. И в воспитании и обучении детей и студентов, и в концертной деятельности, и в человеческом своем облике, и в поведении Виктор Сергеевич Попов был и остался потрясающим примером для всех нас.

С огромным волнением вспоминаю последний концерт Виктора Сергеевича. Он состоялся 15 февраля 2008 года в Московском Международном Доме музыки, в Светлановском зале, где выступал хор под его руководством с участием разных солистов (все они имели отношение к Академии хорового искусства, при этом — звезды международного уровня), программа называлась «Ave Maria». Это был концерт богородичных песнопений — и католической традиции, и, естественно, нашей, православной, включая произведения Рахманинова, многих других русских композиторов, — объединенный одной темой: приношения Пресвятой Богородице. Впечатление от концерта было просто оглушительным. Это был такой уровень исполнения, творческой самоотдачи со стороны Виктора Сергеевича, солистов и хора, такой уровень энтузиазма публики, которая, конечно, знала Попова (на него ходили специально) и знала о том, что он болен. Концерты коллективов Попова в Москве не были частыми, гораздо больше они выступали за границей. А это был концерт хора a cappella в сопровождении лишь органа — там, где это требовалось. Прием публики был удивительный. Что касается программы — трудно представить в мировом музыкальном искусстве что-то более высокое, светлое и одухотворенное. То было, не побоюсь этого слова, гениальное исполнение. Концерт показал тот уровень музыкального совершенства, которого достиг Виктор Сергеевич. Отразился и высочайший уровень его человеческой и духовной зрелости. А еще, возможно, какие-то предчувствия... И та промыслительная линия, которая всю жизнь сопутствовала Виктору Сергеевичу, как-то сопровождала его с раннего детства, каким-то естественным и очень высоким и светлым образом сосредоточилась в этом концерте. Опять-таки, не случайно, что именно этот концерт стал последней точкой хотя в тот вечер никто этого не знал и не ждал — Виктор Сергеевич болел, но было еще столько планов, столько надежд... Но теперь, уже ретроспективно вспоминая и оценивая тот концерт, видишь в нем некую высшую завершенность этой жизни.

Все-таки что-то глубинное, что гораздо сильнее наших земных человеческих побуждений и усилий, вело его через все испытания. Я действительно вижу в судьбе Виктора Сергеевича Попова промыслительный Божий Замысел об этом человеке...
 

¹В 1967 г. состоялись гастроли хора во Франции.↑

²В их числе замечательный тенор, ныне солист Большого театра, много гастролирующий по всему миру Всеволод Гривнов, популярный тенор Дмитрий Корчак, который тоже выступает по всему миру, в том числе, в Ла Скала и других знаменитых театрах, баритон Василий Ладюк, солист театра «Новая опера», который поет также в Большом театре, в Метрополитен-опера, в Ла Скала.↑

³Премьера «Литургии» в исполнении Большого хора Академии хорового искусства имени В.С. Попова под управлением А.К. Петрова состоялась 8 ноября 2009 года в театре «Новая опера» и прошла блестяще. Монументальное сочинение (около полутора часов звучания) получило достойное исполнительское воплощение.↑